Сборник диктантов по русскому языку
для 5 – 11 классов
Аннотация
Собранные
в книге диктанты по русскому языку адресованы учащимся с 5 по 11 классы
различных учебных заведений. Диктанты разбиты на группы по возрасту учеников и
цели: орфографические, пунктуационные, комплексные.
Сборник
предназначен для тех, кто обучает русскому языку на всех уровнях (в школе,
колледже, лицее, вузе), для всех, кого интересует самобытность русского языка и
волнует его судьба; подобранные тексты служат для закрепления навыков
правописания, проверки степени их сформированности и усвоения.
Издание
поможет систематизировать знания, полученные на уроках, подготовиться к сдаче
экзаменов, оно может быть использовано преподавателем на занятиях, для
самостоятельной работы, на всех уровнях изучения русского языка – в средней
школе, колледже, лицее, слушателями подготовительных отделений вузов и т. д.
I
раздел. 5–7 классы
Орфография. Лексика. Словообразование. Морфология
1
Зайчата
Зайцы-беляки живут в теплом климате; приносят они от
двух до пяти зайчат четыре-пять раз в год. В марте у зайчихи рождаются
«настовички» (в это время еще лежит снег, покрытый твердой коркой – настом).
Есть разные мнения о родительской заботливости зайчихи. Одни
ученые считают, что зайчиха – хорошая мамаша, она остается рядом с детишками,
далеко от себя не отпускает их, обучает, а в случае опасности притворяется
больной или раненой и отводит от зайчат хищника.
Бытует и другое мнение: зайчиха оставл яет новорожденных
где-нибудь под кустиком или в траве и убегает. Зайчата пока обеспечены едой:
мать накормила их, и в желудке у каждого зайчонка есть запас очень жирного
молока. Через какое-то время мамаша вернется и снова покормит зайчат, или
покормит их другая зайчиха, пробегая мимо.
Зайчата рождаются вполне развитыми, оформившимися, зрячими,
они хорошо растут и через несколько дней начинают питаться самостоятельно.
2
Бар*censored*
Весной, перед выходом из норы, барсук долго
прислушивается и принюхивается – нет ли опасности? Но, выйдя из норы, скоро
забывает об осторожности – шумит, сопит и топает.
Вскоре размеренная жизнь бар*censored*хи нарушается
появлением бар*censored*т. Их бывает от двух до шести. Весят они граммов
пятнадцать, а длина каждого чуть больше десяти сантиметров. Малыши
требовательны и капризны: мать три-четыре дня вообще не может выйти из норы.
Затем покидает е е, но очень ненадолго.
В ясные дни бар*censored*ха выносит ежедневно слепых
бар*censored*т (глаза у них раскрываются лишь через пять недель после рождения)
на солнышко. Примерно в двухмесячном возрасте бар*censored*та сами уже выходят
из норы и вскоре начинают совершать вместе с мамашей небольшие экскурсии.
Постепенно прогулки становятся все продолжительнее, и в конце лета молодые
бар*censored* уходят так же далеко от норы, как и взрослые.
Бар*censored* – очень полезные животные. Они уничтожают в
большом количестве слизней, гусениц, личинок, вредных насекомых, мышевидных
грызунов.
Охота на бар*censored*в запрещена. Но, к сожалению, их много
гибнет от рук браконьеров. И бар*censored*в становится все меньше и меньше.
3
Утро застало нас близ моря. О том, что ночью бушевал
девятибалльный шторм, напоминали лишь плавучие водоросли, брошенные на
прибрежные кристаллические скалы. Их так много, что кажется, как будто океан
нарочно постлал здесь этот зеленый ковер. У самой земли еще влажно мерцает
мелкая холодная изморозь, но вверху небо уже кристально чистое. Вдруг брызнули
первые лучи солнца, и миллионы бриллиантов заблистали везде: на кустах можжевельника,
в зарослях камыша, растущего у ближайшей речонки, и на вспыхнувшей огнем
брошенной перламутровой раковине. Кажется, здесь не ступала нога человека, но
вот виден свежий след трехтонки, проехавшей по песчаному берегу, да вон чей-то
полуразрушенный дощаник. Однако посмотрите: уж не след ли это медвежонка?
Нам надо поторапливаться, и поэтому мы, наскоро подкрепившись
свиной тушенкой и шоколадом, отправляемся в путь. Обувь наша не высохла-таки и,
вопреки заверениям, очень промокает. Все сияет после недавнего ливня: и голубые
цветы цикория, и какие-то кусты с красными ягодами. Мой приятель забирается за
ними в самую чащобу, несмотря на то, что кусты колются и жалятся. Посмотрите:
вот птенцы широко разевают клювы. Как низко расположены гнезда! Здесь, наверное,
их некому разорять.
Так мы продолжаем продвигаться вперед, взимая эту неожиданную
для нас дань с природы. Но так как наш арьергард слишком растягивается,
начальник экспедиции дает приказ подравняться. И мы продолжаем идти, забыв о
всех горестях и изъянах нашей экспедиции.
Не нужно чересчур преуменьшать трудность таких походов, но я
не хочу и приуменьшить то удовольствие, которое они доставляют. Мы идем через
лес, окропленный мириадами капель, которые висят даже на безыглых ветвях старых
елок. Как ни тяжелы наши рюкзаки, мы все впоследствии с удовольствием
вспоминали наше путешествие.
4
Северные гости
С наступлением холодов жди северных гостей –
снегирей, чечеток, свиристелей. В прошлом году свиристели заявились поздно, в
январе, ягоды рябины за это время успели несколько раз замерзнуть, стать
ледяными и снова оттаять. Многие уже чернели. А они все не прилетали: рябины
было на их пути к нам полным-полно. И в наших краях они гостили долго, пока не
кончилась вся рябина.
А в прошлом году пожаловали в ноябре. Полетали, полетали
красавцы по нашим заснеженным улицам, посмотрели на голые рябинки – пусто:
рябина не уродилась. И не только в наших краях. А то бы и не заявились они так
рано.
Я увидел свиристелей на улице утром, а под вечер, в метель,
нечаянно спугнул их уже в поле. Они приютились с подветренной стороны у копешки
овсяной соломы, упавшей у кого-то с санок. А на другой день их уже и след
простыл, улетели дальше.
А вот чечетки остались. Между сосновыми рощами березки
вразбежку. А ниже, до самого ручья, по всему косогору только снег да сухие
кустики полыни, пижмы, цикория. Ветер обжигающе колюч. Я хотел побыстрее
переехать это место. А тут вдруг невдалеке опускается большая стая чечеток,
сотни две, не меньше. Видно, только что с дороги, даже не успели еще разбиться
на стайки. Я остановился, наблюдаю, что будет дальше. А они то сядут с одной
стороны, то легко вспорхнут, чтобы опуститься с другой. И до чего же они малы:
меньше даже пеночек и зарянок. А еще чутки. Стоит мне прошуршать листком
блокнота, переворачивая его, как они поднимаются. А вскоре опять опускаются на
кустики цикория то грудно, то кучками по всему косогору, хоть иди и собирай. А
то сядут на березки, что рядом, махонькие северные воробушки, разукрасят их и
заголосят суетливо и громко: че-чет, че-чет. Но не засидишься на заиндевелых
ветках, и они вспархивают и снова садятся на былинки, оставляя на снегу сухую
шелуху. Только мелькают темно-красные пятнышки на темечке да малиновые грудки у
самцов. Смотрю на них и гадаю, откуда они заявились: из холодной тундры, с
Новой Земли или от Белого моря? Кто их знает, не говорят. Но ясно одно: путь их
далек, ведь постоянное жительство у них – северное редколесье, тундра,
побережье Ледовитого океана.
А они и забыли свою дальнюю дорогу, знай, перепархивают по
кусточкам цикория да громко сплетничают. Когда они улетели, поинтересовался,
чем они кормятся. Сорвал три кустика цикория, растер на ладони колоски-мочки.
Почти все пустые, только и нашел два тощеньких желтых семечка.
Тяжелая им покажется зима. Как далеко до мартовских дней,
когда они перед отлетом в родные края будут весело раскачиваться на длинных
березовых косах, подкрепляясь молодыми почками.
А сейчас очень трудно чечеткам. Потому их, голодных, легко
обмануть, заманить в клетку, чтобы поймать, а потом продать. А они-то летели к
нам в такую даль не за тем, чтобы стать невольницами. Не будем же забывать об
этом, пожалеем этих махоньких северных красавиц.
5
Над землей стоял туман. На проводах высокого
напряжения, тянувшихся вдоль шоссе, отсвечивали отблески автомобильных фар.
Дождя не было, но земля н а рассвете стала влажной и, когда
вспыхнул запретительный светофор, на мокром асфальте появилось красноватое
расплывчатое пятно. Дыхание лагеря чувствовалось за много километров, к нему
тянулись, все сгущаясь, провода, шоссейные и железные дороги. Это было
пространство, заполненное прямыми линиями, пространство прямоугольников и
параллелограммов, рассекавших землю, осеннее небо, туман.
Протяжно и негромко завыли далекие сирены.
Шоссе прижалось к железной дороге, и колонна автомашин,
груженных бумажными пакетами с цементом, шла некоторое время почти на одной
скорости с бесконечно длинным товарным эшелоном. Шоферы в военных шинелях не
оглядывались на идущие рядом вагоны, на бледные пятна человеческих лиц.
Из тумана вышла лагерная ограда – ряды проволоки, натянутые
между железобетонными столбами. Бараки тянулись, образуя широкие, прямые улицы.
В их однообразии выражалась бесчеловечность огромного лагеря.
В большом миллионе русских деревенских изб нет и не может быть двух
неразличимо схожих. Все живое неповторимо. Немыслимо тождество двух людей, двух
кустов шиповника… Жизнь грохочет там, где насилие стремится стереть ее
своеобразие и особенности.
Внимательный и небрежный глаз седого машиниста следил за
мельканием бетонных столбиков, высоких мачт с вращающимися прожекторами,
бетонированных башен, где в стеклянном фонаре виднелся охранник у пулемета.
Машинист мигнул помощнику, паровоз дал предупредительный сигнал. Мелькнула
освещенная электричеством будка, очередь машин у опущенного полосатого
шлагбаума, бычий красный глаз светофора.
(По В. Гроссману)
6
Рябиновый дол
Затерялся в перелесках рябиновый дол. Рассказывают,
что давным-давно здесь, в этом долу, молнией убило убогого странника. А
богдановский пастух возьми и посади на том месте две рябинки на память. А т
еперь вон их сколько, не сосчитаешь: весь дол в них, по обоим склонам. Рябинки
одна на другую не похожие, и ягоды тоже: то они розовые, то алые, то
темно-красные.
Я люблю заходить сюда в августе, когда наливается рябина,
исподволь краснеют ее ягоды и свешиваются тяжелыми кистями. В сентябре
залюбуешься резными листьями, багряными и красными от алых зорь и рябинового
огня. А в октябре, когда кругом стоят голые деревья, этот дол еще долго радует
глаз. Издали кажется, что алые кисти висят не на тонких ветвях, а прямо в
воздухе.
Этот дол хорош и зимой, даже еще лучше на белом поле. Потому
и склоны его такие нарядные и праздничные, что рябит в глазах от красного и
белого, рябинового и снежного. И не поймешь, чего тут больше. Дол в конце
делает полукруг, делают полукруг и рябинки. Вот и кажется, что эту снежную
долину украсил щедрый волшебник рубиновым ожерельем. А это ожерелье то
покроется снегом, то опять останется голым, озябшим, постукивая на в етру
замороженными ягодами.
Когда же падает сырой снег, он покрывает сверху рябиновые
кисти. Снег затвердеет, зачерствеет, так что и в ветер не опадает, а качается
вместе с кистями: ни дать ни взять маленькие перевернутые парашютики зацепились
за ветки. Если же оттепель, гроздья плачут, умываясь слезами. В мороз –
обледенеют, покроются тонкой ледяной кожицей. Срываю, кладу в рот маленькие
красные ледяшки. Они тают, становятся вкусными, прохладными ягодами. Никакой
горьковатости: ее отняли первые морозы.
Хороши они и в бахроме инея: каждая ягодка в крохотном
серебряном венце. А однажды я видел чудо: с утра падал сухой снежок, его
кристаллики обсыпали все кисти рябины, и они заиграли на солнце волшебными
огоньками.
Затерялся в перелесках рябиновый дол. А все равно его
отыскали свиристели. Они прилетели в субботу и все воскресенье тешились здесь
шумно, суетливо, радостно. Даже сороки наведались сюда из садов, уселись в стор
онке, завидуя чужому пиршеству. А свиристелей так много, что, когда поднялись,
все небо было в этих северных красивых птицах, что звали на Руси красавами.
Дождался-таки своего часа рябиновый дол. Не зря хранил свою
красоту и богатство.
7
В конце апреля, в еще голом, сквозном лесу, на
возвышенных прогретых местах сквозь жесткую кожистую подстилку пробивается
сон-трава. На нежных, опушенных стеблях, как бы еще не окрепших от
перворождения, поникше дремлют крупные сине-фиолетовые цветы. Об эту пору
растеньице еще без единого листочка: просто стебель и на нем – цветок.
Сон-трава так и зимовала под снегом, под опавшими древесными листьями с уже
готовым бутоном, с тем чтобы, пока вокруг еще нет ни одной травинки, первой
пробиться к солнцу, поскорее развернуть бутон и понежиться, подремать в
ласковых вешних лучах. Ничего подобного этой яркой, праздничной сини нет во
всем пока еще не прибранном, буро-жухлом лесу, и потому так радостно изумишься,
когда еще издали, за много шагов, увидишь это диво весны.
Рвать цветок нельзя. Он и сам по себе трепетно-нежный,
неприкасаемый и даже под бодрящим апрельским солнцем не в силах приподнять
дремотно опущенной головы. Если же его сорвать, то он тут же безвольно поникнет
и уснет навсегда… Оттого и назван так: сон-трава.
Но вот все-таки рвут многочисленные посетители вешнего леса!
Рвут и вскоре бросают. Бросают из-за этой нежной неприкасаемости растения, а
стало быть, из-за его бесполезности и ненужности. Бывает, в воскресный день все
лесные тропки, ведущие к электричке, усыпаны завядшими и растоптанными цветами.
(По Е. Носову)
8
Орешниковые сони
Мы с другом очищали скворечники у нас в саду от
старой подстилки, которую натаскали в гнезда скворцы. И вдруг из одного из них
выскочила рыжая мышка.
Она хотела спрятаться в густой траве, но мы ее поймали. Хорошо
рассмотрели и обнаружили, что это не мышь, а соня. Мы поняли, это – кормящая
мать и, значит, там, в скворечнике, ее малыши. Так и оказалось. Их было шестеро
маленьких, голых, слепых.
Решили перенести домой все семейство. А чтобы зверьки
чувствовали запах родного дома, взяли из скворечника и старую подстилку. Всех
поместили в террариум. Мама-соня сначала зарылась в сухую траву, но вскоре
вылезла, обнаружила своих малышей и начала облизывать их, устраивать поудобнее.
Мы положили соне кусочки яблока, сухарики. Утром обнаружили, что яблоко
съедено, а сухарики не тронуты.
Через две недели маленькие сони стали выходить из гнезда. Они
обнюхивали все вокруг, обживались. А вскоре стали брать корм прямо из рук.
9
Как ни боялись засухи, она все-таки пришла. Небо было
донельзя раскалено, и с него почти отвесно падали колющие лучи солнца, а в
воздухе уже начинал веять дышащий гарью ветерок. Овес, не поднявшийся еще и на
пол-аршина от земли, уже поблек. Просяные поля, едва колеблемые жарким дыханием
ветра, настоянного на увядших полевых травах, без устали отливали своими
унылыми бледно-зелеными кистями. Почти не заросшие в этом году травою паровые
поля печально разнообразили картину. Песчаная земля, которая, по-видимому,
некогда особенно избалована дождями, окончательно задыхалась от зноя.
Кое-где попадавшиеся нам навстречу стада еще более усиливали
тоскливую неприглядность полей. И только один раз мы заметили возле них
пастуха, не спеша идущего за стадом и с видимым усилием тащащего свою палку. Он
безучастно посмотрел на нас и путано объяснил, куда нам следует ехать, чтобы
попасть на мельницу. Несмотря на раннее время, деревня, через которую мы
проезжали, поражала своей пустынностью. Только кое-где на завалинке сидела
какая-нибудь старуха да копошились ребятишки, почти не интересовавшиеся н ами.
Даже собаки и те лаяли как-то нехотя и как будто по привычке. Но вот в
отдалении мы увидели небольшой домишко с штукатуренными стенами. Это и было не
что иное, как мельница, где мы рассчитывали остановиться на ночевку. Весело
выглядывают из ярко-зеленой листвы черепитчатые и камышовые крыши построек, без
устали вращается обвешанное маслянистыми каплями замшелое колесо, бешено стучит
в амбаре жернов, с приглушенным шепотом плещется речонка, убегающая куда-то в
глубь степей. Уж не примерещилось ли все это нам?
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.