Новелла Проспера Мериме «Маттео Фальконе»
Однажды
ранним осенним утром Маттео с женой отправились в маки поглядеть на свои
стада, которые паслись на прогалине. Маленький Фортунато хотел идти с ними, но
пастбище было слишком далеко, кому-нибудь надо было остаться
стеречь дом, и отец не взял его с собой. Из дальнейшего будет видно, как ему
пришлось в том раскаяться.
1
остановка
Прошло уже
несколько часов, как они ушли; маленький Фортунато спокойно лежал на самом
солнцепеке и, глядя на голубые горы, думал, что в будущее воскресенье он пойдет
обедать в город к своему дяде caporale, как
вдруг его размышления были прерваны ружейным выстрелом. Он вскочил и
повернулся в сторону равнины, откуда донесся этот звук. Снова через неравные
промежутки времени послышались выстрелы, все ближе и ближе; наконец на
тропинке ведущей от равнины к дому Маттео, показался человек, покрытый
лохмотьями, обросший бородой, в остроконечной шапке, какие носят горцы. Он с
трудом передвигал ноги, опираясь на ружье. Его только что ранили в бедро.
2
остановка
Это был
бандит, который, отправившись ночью в город за порохом, попал в засаду
корсиканских вольтижеров1. Он яростно отстреливался и в конце концов
сумел спастись от погони, прячась за уступы скал. Но он не намного опередил
солдат: рана не позволила ему добежать до маки.
Он подошел
к Фортунато и спросил:
— Ты сын
Маттео Фальконе?
— Да.
— Я
Джаннетто Санпьеро. За мной гонятся желтые воротники. Спрячь меня, я не могу
больше идти.
— А что
скажет отец, если я спрячу тебя без его разрешения?
— Он
скажет, что ты хорошо сделал.
— Как
знать!
— Спрячь
меня скорей, они идут сюда!
— Подожди,
пока вернется отец.
— Ждать?
Проклятье! Да они будут здесь через пять минут. Ну же, спрячь меня скорей, а не
то я убью тебя!
Фортунато
ответил ему с полным хладнокровием:
— Ружье
твое разряжено, а в твоей carchera нет больше патронов.
— При мне
кинжал.
— Где тебе
угнаться за мной!
Одним
прыжком он очутился вне опасности.
— Нет, ты
не сын Маттео Фальконе! Неужели ты позволишь, чтобы меня схватили возле твоего
дома?
Это,
видимо, подействовало на мальчика.
Вольтижёры — здесь: конные солдаты.
3
остановка
— А что ты
мне дашь, если я спрячу тебя? — спросил он, приближаясь.
Бандит
пошарил в кожаной сумке, висевшей у него на поясе, и вынул оттуда пятифранковую
монету, которую он, вероятно, припрятал, чтобы купить пороху. Фортунато
улыбнулся при виде серебряной монеты; он схватил ее и сказал Джаннетто:
— Не бойся
ничего.
4
остановка
Тотчас же
он сделал большое углубление в копне сена, стоявшей возле дома. Джаннетто
свернулся в нем клубком, и мальчик прикрыл его сеном так, чтобы воздух
проникал туда и ему было, чем дышать. Никому бы и в голову не пришло, что в
копне кто-то спрятан. Кроме того, с хитростью дикаря он придумал еще одну
уловку. Он притащил кошку с котятами и положил ее на сено, чтобы казалось,
будто его давно уже не ворошили. Потом, заметив следы крови на тропинке у
дома, он тщательно засыпал их землей и снова как ни в чем не бывало растянулся
на солнцепеке.
Несколько
минут спустя шестеро стрелков в коричневой форме с желтыми воротниками под
командой сержанта уже стояли перед домом Маттео. Этот сержант приходился
дальним родственником Фальконе. (Известно, что на Корсике более чем где-либо
считаются родством.) Его звали Теодоро Гамба. Это был очень деятельный человек,
гроза бандитов, которых он переловил немало.
— Здорово, племянничек! — сказал он, подходя
к Фортунато. — Как ты вырос! Не проходил ли тут кто-нибудь сейчас?
— Ну, дядя, я еще не такой большой, как вы!
— ответил мальчик с простодушным видом. <…>
— Ах, шельмец! Ты хитришь! Отвечай скорей,
куда девался Джаннетто, мы его ищем. Он прошел по этой тропинке, я в этом
уверен.
— Почем я знаю?
— Почем ты знаешь? А я вот знаю, что ты его
видел.
— Разве видишь прохожих, когда спишь?
— Ты не спал, плут! Выстрелы разбудили тебя.
— Вы думаете, дядюшка, что ваши ружья так
громко стреляют? Отцовский карабин стреляет куда громче.<…>
— Мошенник! — сказал Гамба, хватая его за
ухо. — Стоит мне только захотеть, и ты запоешь по-иному! — Следует, пожалуй,
дать тебе десятка два ударов саблей плашмя, чтобы ты наконец заговорил.
А
Фортунато продолжал посмеиваться.
— Мой отец — Маттео Фальконе! — сказал он
значительно.
— Знаешь ли ты, плутишка, что я могу увезти
тебя в Корте или в Бастию1, бросить в тюрьму на солому, заковать в
кандалы и отрубить голову, если ты не скажешь, где Джаннетто Санпьеро?
Мальчик
расхохотался, услышав такую смешную угрозу. Он повторил:
— Мой отец — Маттео Фальконе.
— Сержант! — тихо сказал один из
вольтижеров. — Не надо ссориться с Маттео.
Гамба был
явно в затруднении. Он вполголоса переговаривался с солдатами, которые успели
уже осмотреть весь дом. <…>
Сержант и
его отряд теряли терпение; они уже поглядывали на равнину, как бы собираясь
вернуться туда, откуда пришли, но тут…
Бастия — город и порт на северо-восточном побережье Корсики.
5 остановка
…их
начальник, убедившись, что угрозы не производят никакого впечатления на сына
Фальконе, решил сделать последнюю попытку и испытать силу ласки и подкупа.
<…>
—...слушай:
будь умником, и я тебе что-то дам. <…>
Сержант
вытащил из кармана серебряные часы, которые стоили добрых десять экю, и,
заметив, что глаза маленького Фортунато загорелись при виде их, сказал ему,
держа часы на весу за конец стальной цепочки:
— Плутишка!
Тебе бы, наверное, хотелось носить на груди такие часы, ты прогуливался бы по
улицам Порто-Веккьо гордо, как павлин, и когда прохожие спрашивали бы у тебя:
«Который час?» — ты отвечал бы: «Поглядите на мои часы».
— Когда
я вырасту, мой дядя капрал подарит мне часы.
— Да, но у
сына твоего дяди уже есть часы... правда, не такие красивые, как эти... а ведь
он моложе тебя. Мальчик вздохнул.
— Ну что
ж, хочешь ты получить эти часы, племянничек?
Фортунато,
искоса поглядывавший на часы, походил на кота, которому подносят целого
цыпленка. Чувствуя, что его дразнят, он не решается запустить в него когти,
время от времени отводит глаза, чтобы устоять против соблазна, поминутно
облизывается и всем своим видом словно говорит хозяину: «Как жестока ваша
шутка!» <…>
—Скажи
только, где Джаннетто и часы твои.
Фортунато
недоверчиво улыбнулся, его черные глаза впились в глаза сержанта, он старался
прочесть в них насколько можно верить его словам.
— Пусть
с меня снимут эполеты, — вскричал сержант, — если ты не получишь за это
часы! Солдаты будут свидетелями, что я не откажусь от своих слов.
Говоря
так, он все ближе и ближе подносил часы к Фортунато, почти касаясь ими бледной
щеки мальчика. Лицо Фортунато явно отражало вспыхнувшую в его душе борьбу между
страстным желанием получить часы и долгом гостеприимства. Его голая грудь
тяжело вздымалась — казалось, он сейчас задохнется. А часы покачивались перед
ним, вертелись, то и дело задевая кончик его носа.
6
остановка
Наконец
Фортунато нерешительно потянулся к часам, пальцы правой руки коснулись их,
часы легли на его ладонь, хотя сержант все еще не выпускал из рук цепочку...
Голубой циферблат... Ярко начищенная крышка... Она огнем горит на солнце...
Искушение было слишком велико.
Фортунато
поднял левую руку и указал большим пальцем через плечо на копну сена, к
которой он прислонился. Сержант сразу понял его. Он отпустил конец цепочки, и
Фортунато почувствовал себя единственным обладателем часов. Он вскочил
стремительнее лани и отбежал на десять шагов от копны, которую вольтижеры
принялись тотчас же раскидывать.
Сено
зашевелилось, и окровавленный человек с кинжалом в руке вылез из копны; он
попытался стать на ноги, но запекшаяся рана не позволила ему этого. Он упал.
Сержант бросился на него и вырвал кинжал. Его сейчас же связали по рукам и
ногам, несмотря на сопротивление.
Лежа на
земле, скрученный, как вязанка хвороста, Джаннетто повернул голову к Фортунато,
который подошел к нему.
— ...сын!
— сказал он скорее презрительно, чем гневно.
Мальчик
бросил ему серебряную монету, которую получил от него, — он сознавал, что уже
не имеет на нее права, — но преступник, казалось, не обратил на это никакого
внимания. С полным хладнокровием он сказал сержанту:
— Дорогой
Гамба! Я не могу идти; вам придется нести меня до города.<…>
7
остановка
Пока
вольтижеры были заняты — кто приготовлением носилок из ветвей каштана, кто
перевязкой раны Джаннетто, — на повороте тропинки, ведшей в маки, вдруг
появились Маттео Фальконе и его жена. <…>
Маттео, не
говоря ни слова, остановился; пока сержант говорил, он медленно поднимал дуло
ружья так, что оно оказалось направленным в небо в тот момент, когда сержант
приблизился.
— Добрый день, брат! — сказал сержант,
протягивая ему руку. — Давненько мы не виделись.
— Добрый день, брат!
— Я зашел мимоходом поздороваться с тобой и
с сестрицей Пеппой. Сегодня мы сделали изрядный конец, но у нас слишком
знатная добыча, и мы не можем жаловаться на усталость. Мы только что накрыли
Джаннетто Санпьеро.
— Слава Богу! — вскричала Джузеппа. — На
прошлой неделе он увел у нас дойную козу.
Эти слова
обрадовали Гамбу.
— Бедняга! — отозвался Маттео. — Он был
голоден!
— Этот негодяй защищался, как лев, —
продолжал сержант, слегка раздосадованный. — Он убил одного моего стрелка и
раздробил руку капралу Шардону; ну, да эта беда невелика: ведь Шардон —
француз... А потом он так хорошо спрятался, что сам дьявол не сыскал бы его.
Если бы не мой племянник Фортунато, я никогда бы его не нашел.
— Фортунато? — вскричал Маттео.
— Фортунато? — повторила Джузеппа.
— Да!
Джаннетто спрятался вон в той копне сена, но племянник раскрыл его хитрость. Я
расскажу об этом его дяде капралу, и тот пришлет ему в награду хороший подарок.
А я упомяну и его и тебя в донесении на имя прокурора.
—
Проклятье! — чуть слышно произнес Маттео.
Они
подошли к отряду. Джаннетто лежал на носилках, собирались унести. Увидав Маттео
рядом с Гамбой, он как-то странно усмехнулся, а потом, повернувшись лицом к
дому, плюнул на порог и сказал:
— Дом
предателя!
Только
человек, обреченный на смерть, мог осмелиться назвать Фальконе предателем. Удар
кинжала немедленно отплатил бы за оскорбление, и такой удар не пришлось бы
повторять.
Однако
Маттео поднес только руку ко лбу, как человек, убитый горем.
Фортунато,
увидев отца, ушел в дом. Вскоре он снова появился с миской молока в руках и,
опустив глаза, протянул ее Джаннетто.
— Прочь
от меня! — громовым голосом закричал арестованный.
Затем,
обернувшись к одному из вольтижеров, он промолвил:
— Товарищ!
Дай мне напиться.
<…>
сержант подал знал к выступлению, простился с Маттео и, не получив ответа,
быстрым шагом двинулся к равнине.
Прошло
около десяти минут, а Маттео все молчал. Мальчик тревожно поглядывал то на
мать, то на отца, который, опираясь на ружье, смотрел на сына с выражением сдержанного
гнева.
— Хорошо начинаешь! — сказал наконец Маттео
голосом спокойным, но страшным для тех, кто знал этого человека.
— Отец! — вскричал мальчик; глаза его
наполнились слезами, он сделал шаг вперед, как бы собираясь упасть перед ним на
колени.
Но Маттео
закричал:
— Прочь!
Мальчик,
рыдая, остановился неподвижно в нескольких шагах от отца.
8
остановка
Подошла
Джузеппа. Ей бросилась в глаза цепочка от часов, конец которой торчал из-под
рубашки Фортунато.
— Кто дал тебе эти часы? — спросила она
строго.
— Дядя сержант.
Фальконе
выхватил часы и, с силой швырнув о камень, разбил их вдребезги.
— Жена! —
сказал он. — Мой ли это ребенок?
Смуглые
щеки Джузеппы стали краснее кирпича.
— Опомнись,
Маттео! Подумай, кому ты это говоришь!
— Значит,
этот ребенок первый в нашем роду стал предателем.
Рыдания и
всхлипывания Фортунато усилились, а Фальконе по-прежнему не сводил с него
своих рысьих глаз. Наконец он стукнул прикладом о землю и, вскинув ружье на
плечо, пошел по дороге в маки, приказав Фортунато следовать за ним.
Мальчик повиновался.
Джузеппа
бросилась к Маттео и схватила его за руку.
— Ведь это
твой сын! — вскрикнула она дрожащим голосом, впиваясь черными глазами в глаза
мужа и словно пытаясь прочесть то, что творилось в его душе.
— Оставь
меня, — сказал Маттео. — Я его отец!
Джузеппа
поцеловала сына и, плача, вернулась в дом.
Она
бросилась на колени перед образом Богоматери и стала горячо молиться. Между тем
Фальконе, пройдя шагов двести по тропинке, спустился в небольшой овраг.
Попробовав землю прикладом, он убедился, что земля рыхлая и что копать ее будет
легко. Место показалось ему пригодным для исполнения его замысла.
— Фортунато!
Стань у того большого камня.
Исполнив
его приказание, Фортунато упал на колени.
— Молись!
— Отец!
Отец! Не убивай меня!
— Молись!
— повторил Маттео грозно.
Запинаясь
и плача, мальчик прочитал «Отче наш» и «Верую». Отец в конце каждой молитвы
твердо произносил «аминь».
— Больше
ты не знаешь молитв?
— Отец! Я
знаю еще «Богородицу» и литанию, которой научила меня тетя.
— Она
очень длинная... Ну, все равно, читай.
Литанию
мальчик договорил совсем беззвучно.
— Ты
кончил?
— Отец,
пощади! Прости меня! Я никогда больше не буду! Я попрошу дядю капрала, чтобы
Джаннетто помиловали!
Он лепетал
еще что-то; Маттео вскинул ружье и, прицелившись, сказал:
— Да
простит тебя Бог!
Фортунато
сделал отчаянное усилие, чтобы встать и припасть к ногам отца, но не успел.
Маттео выстрелил, и мальчик упал мертвый.
Даже не
взглянув на труп, Маттео пошел по тропинке к дому за лопатой, чтобы закопать
сына. Не успел он пройти и нескольких шагов, как увидел Джузеппу: она бежала,
встревоженная выстрелом.
— Что ты
сделал? — воскликнула она.
— Свершил
правосудие.
— Где он?
— В овраге. Я сейчас похороню
его. Он умер христианином. Я закажу по нем панихиду. Надо сказать зятю, Теодору
Бьянки, чтобы он переехал к нам жить.
9 остановка
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.