Литературна гостиная "Юлия Друнина"

Ведущий 1.

Каждый год мы отмечаем День Великой Победы, день святой народной памяти. Но в наше время все реже и реже вспоминают имена, составляющие славу Отечества. Одних - казнят молчанием, других - клеветой. История Отечественной войны на гла­зах меняется и, к великому сожалению, молодое поколение очень мало знает о Великой Отечественной войне. Мы хотим отдать дань уважения людям, которые воевали и по­бедили.

А. Розенбаум  «А может не было войны»

 

Ведущий 2.

Нет, не мечтали

Никогда о рае

Крещенные железом и огнем

-Всю жизнь была я

На переднем крае

И умереть  хотела бы на нем.

Своим не верю Юбилейным датам,

Меня не хлопай Старость по плечу!

Я в армии поэзии Солдатом

Сражаться до последнего хочу.

 

Ведущий 3.

Это стихотворение Юлии Друниной. Оно является как бы поэтической иллю­страцией ее жизни, ее девизом.

Ведущий 4.

Мы расскажем о поэтессе Юлии Друниной, прошедшей санитаркой всю войну и сохранившей о ней память на всю жизнь. Юлия Друнина принадлежит к поколению, юность которого проходила испытание на зрелость на фронтовых дорогах Великой Отечественной войны. 17-летней выпускницей одной из московских школ она, как и многие ее сверстницы, в 1941 году добровольно ушла на фронт бойцом санитарного взвода.

Ведущий 5.

Был строг безусый батальонный,

Не по-мальчишески суров. ...

Ах, как тогда горели клены! –

Не в переносном смысле слов.

 

Измученный, седой от пыли,

Он к нам, хромая, подошел.

Мы под Москвой окопы рыли –

Девчонки из московских школ.

 

Сказал впрямую: «В ротах жарко.

И много раненых... Так вот –

Необходима санитарка.

Необходима! Кто пойдет?»

 

И все мы «я» сказали сразу,

Как по команде, в унисон...

Был строк комбат - студент иняза,

А тут вдруг улыбнулся он. –

 

Пожалуй, новым батальоном

Командовать придется мне!

Ах, как тогда горели клены! –

Как в страшном сне!

Как в страшном сне!

Ведущий 6.

Из воспоминаний Николая Старшинова, мужа поэтессы:

«В ее характере наиболее яркими чертами были решительность и твердость! Если уж она что решила, ничем ее не собьешь. Никакой силой. Наверное, это особенно проявилось, когда она добровольцем уходила на фронт. Их семью тогда эвакуировали из Москвы в Заводоуковку Тюменской области, они едва успели кое-как там устроить­ся, и родители — школьные учителя - были категорически против этого ее шага. Тем более, единственный ребенок в семье, да еще очень поздний: отцу тогда было уже за 60, он там, в Заводоуковке и умер...»

Ведущий 1.

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

Дальние разрывы слушал и не слушал

Ко всему привыкший сорок первый год.

 

Ведущий 2.

Так сказала она о себе в 1942 году. И позднее в ее стихах будет звучать этот мо­тив ухода из детства в огонь войны, из которого она не возвратилась даже через годы и десятилетия.

Звучит песня «Эх, дороги...»

 

Ведущий 3.

 

Качается рожь несжатая,

Шагают бойцы по ней,

Шагаем и мы - девчата,

Похожие на парней.

 

 

Нет, это горят не хаты –

То юность моя в огне.

Идут по войне девчата,

Похожие на парней.

 

Ведущий 4.

Из воспоминаний Николая Старшинова:

«Надо еще подчеркнуть, кем на войне Юля была. Медсестрой, санитаркой в пе­хоте, в самом неблагоустроенном роде войск, и не где-нибудь в госпитале, а на передо­вой, в пекле, где под огнем приходилось некрепкими девичьими руками вытаскивать тяжеленных раненых. (Смертельная опасность и тяжкий труд вместе. В общем, наму­чилась и насмотрелась».

 

Ведущий 5.

Четверть роты уже скосило...

Распростертая на снегу,

Плачет девочка от бессилья,

Задыхается: «Не могу!»

 

Тяжеленный попался малый,

Сил тащить его больше нет...

(Санитарочке той усталой

Восемнадцать сравнялось лет).

 

Отлежится. Обдуется ветром.

Станет легче дышать чуть-чуть.

Сантиметр за сантиметром

Ты продолжишь свой крестный путь.

 

Между жизнью и смертью грани –

До чего же хрупки они...

Так приди же, солдат, в сознанье,

На сестренку хоть раз взгляни!

 

Если вас не найдут снаряды,

Не добьет диверсанта нож,

Ты получишь, сестра, награду –

Человека опять спасешь.

 

Он вернется из лазарета,

Снова ты обманула смерть.

И одно лишь сознанье это

Всю-то жизнь тебя будет греть.

 

Музыка В.Толкунова «Сестричка»

 

Ведущий 6.

В этих нелегких военных буднях к фронтовым девчатам и к Юлии приходит первое робкое чувство любви.

 

Ведущий 1.

Ко мне в окоп сквозь минные разрывы

Незваной гостьей забрела любовь.

Не знала я, что можно быть счастливой

У дымных сталинградских берегов.

 

Мои неповторимые рассветы!

Крутой разгон мальчишеских дорог! ...

Опять горит обветренное лето,

Опять осколки падают у ног.

 

По-сталинградски падают осколки,

А я одна, наедине с судьбой.

Порою Вислу называю Волгой,

Но никого не спутаю с тобой!

 

Музыка «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат...»

 

Ведущий 2.

Ждала тебя. И верила. И знала:

Мне нужно верить, чтобы пережить

Бои, походы, вечную усталость,

Дрожащие от взрывов блиндажи.

 

Пережила. И встреча под Полтавой.

Окопный май. Солдатский неуют.

В уставах не записанное право

На поцелуй, на пять моих минут.

Минуту счастья делим на двоих,

Пусть - артналет, пусть смерть от нас на волос.

Разрыв! А рядом - нежность глаз твоих

И ласковый срывающийся голос.

Минуту счастья делим на двоих...

 

Ведущий 3.

Из воспоминаний Старшинова:

«В газетах того времени нередко писалось, что поголовно все выздоравливаю­щие из госпиталей рвались обратно на фронт. Увы, не все. Я помню, как при мне двое контуженных в палате симулировали потерю речи, чтобы не возвращаться в этот ад... А Юля дважды туда ходила добровольцем. Ее тяжело ранили, осколок перебил сонную артерию - прошел буквально в двух миллиметрах. Но, едва поправившись, опять рва­нула на передовую. Только после второго ранения ее списали в конец. Тогда она при­шла в литературный институт.

 

Ведущий 4.

Тот осколок, ржавый и щербатый,

Мне прислала, как повестку, смерть...

 Только б дотащили до санбата.

Не терять сознания! Не сметь!

 

А с носилок сваливались косы –

Для чего их, дура, берегла?

Вот багровый дождь ударил косо,

Подступила, затопила мгла...

 

Ничего! Мне только восемнадцать.

Я еще не кончила войну.

Мне еще к победе пробиваться

 Сквозь снегов и марли белизне!

 

Ведущий 5.

О своем знакомстве с Юлией Друниной поэт Старшинов рассказывает так:

«Это было в конце 1944 года, в литературном институте имени Горького, куда я пришел на костылях прямо из госпиталя весной, а она - несколькими месяцами позже. Ходила, как и многие из нас, в солдатских кирзовых сапогах, в поношенной гимнастер­ке, в шинели».

 

Ведущий 6.

Возвратившись с фронта в сорок пятом,

Я стеснялась стоптанных сапог.

И своей шинели перемятой,

Пропыленной пылью всех дорог.

 

Мне теперь уже и непонятно,

Почему так мучили меня

На руках пороховые пятна

Да следы железа и огня...

 

Ведущий 1.

Из воспоминаний Старшинова:

«Не смотря на стандартную мужскую одежду, нельзя было не заметить, как красива эта девушка. И я, конечно, сразу обратил на нее внимание. Подумал: на Лю­бовь Орлову похожа. При первой же возможности пошел Юлю провожать. Помню, всю дорогу мы взахлеб читали друг другу стихи. Понятно, что большинство из них было о войне и говорили мы в основном о фронте».

 

Ведущий 2.

Не знаю, где я нежности училась –

Об этом не расспрашивай меня.

Растут в степи солдатские могилы,

Идет в шинели молодость моя.

 

В моих глазах - обугленные трубы.

Пожары полыхают на Руси.

И снова нецелованные губы

Израненный парнишка закусил.

 

Нет! Мы с тобой узнали не из сводки

Большого отступления страду.

Опять в огонь рванулись самоходки,

Я на броню вскочила на ходу.

 

А вечером над братскою могилой

С опущенной стояла головой...

Не знаю, где я нежности училась, -

Быть может, на дороге фронтовой...

 

Ведущий 3.

Из воспоминаний Старшинова:

«Мы были студентами второго курса, когда у нас родилась дочь Лена. Юти­лись в маленькой комнатке, в общей квартире, жили сверхбедно, впроголодь. Прихо­дилось продавать одну карточку, чтобы выкупить продукты на все остальные, хотя и на них получали негусто. Все трудности военной и послевоенной жизни Юля переноси­ла стоически - я не слышал от нее ни одного упрека, ни одной жалобы. И ходила она по-прежнему в той же шинели, гимнастерке и сапогах еще несколько лет...»

 

Ведущий 4.

Я принесла домой с фронтов России

Веселое презрение к тряпью.

Как норковую шубу я носила

Шинельку обгоревшую свою.

 

Пусть на локтях топорщились заплатки,

Пусть сапоги потерлись - не беда!

Такой нарядной и такой богатой

Я позже не бывала никогда!

 

Ведущий 5.

«В быту она была, как, впрочем, и многие поэтессы, довольно неорганизован­ной. Хозяйством заниматься не любила. Хотя могла очень неплохо приготовить обед, если было из чего. По редакциям не ходила, даже не знала, где многие из них находятся и кто в них ведает поэзией. А между тем ее фронтовые стихи произвели сильное впе­чатление в конце войны и сразу после ее завершения. Мы все знали наизусть ее «Зин­ку».

Ведущий 6.

Памяти однополчанки - героя Советского Союза Зинаиды Самсоновой:

Мы легли у разбитой ели,

Ждем, когда же начнет светлеть.

Под шинелью вдвоем теплее

На продрогшей, гнилой земле.

 

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,

Но сегодня она - не в счет.

Дома, в яблочном захолустье,

Мама, мамка моя живет.

 

У тебя есть друзья, любимый.

У меня лишь она одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом бурлит весна.

 

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждет...

Знаешь, Юлька, я - против грусти,

Но сегодня она - не в счет.

 

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг - нежданный приказ: «Вперед!»

Снова рядом в сырой шинели

Светлокосый солдат идет.

 

С каждым днем становилось горше.

Шли без митингов и знамен.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрепанный батальон.

 

Зинка нас повела в атаку,

Мы пробились по черной ржи,

 

По воронкам и буеракам,

Через смертные рубежи. /Пауза/

 

Мы не ждали посмертной славы.

Мы хотели со славой жить. ...

Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

 

Ее тело своей шинелью

Укрывала я, губы сжав,

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

 

- Знаешь, Зинка, я - против грусти,

Но сегодня она - не в счет.

Где-то, в яблочном захолустье

Мама, мамка твоя живет.

 

У меня есть друзья, любимый.

У нее ты была одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом бурлит весна.

 

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

...Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?

 

На заднем плане зажигается свеча у иконы. Музыка «Не пойте больше песен, соловьи».

Ведущий 1.

Из воспоминаний Старшинова:

«С последних дней Отечественной войны до последних своих дней Юлия не могла оторваться от войны. И в стихах, даже пейзажных и любовных, то и дело возни­кали у нее многие подробности военных дней. Ее постоянно тянуло в те места, где дове­лось протопать в солдатских сапогах с санитарной сумкой по заснеженным и разбитым дорогам, испытать все тяготы, которые выпали на долю пехоты, под обстрелами пере­вязывать раненых, вытаскивать из боя...»

 

Музыка «Где же вы теперь, друзья-однополчане» (1 куплет)

 

Ведущий 2.

Я хочу забыть вас, полковчане,

Но на это не хватает сил,

Потому что мешковатый парень

Сердцем амбразуру заслонил.

 

Потому что полковое знамя

Раненая девушка несла –

Скромная толстушка из Рязани,

Из совсем обычного села.

 

Все забыть. И только слушать песни.

И бродить часами на ветру...

Где же мой застенчивый ровесник,

Наш немногословный политрук?

 

Я хочу забыть свою пехоту.

Я забыть пехоту не могу.

Беларусь. Горящие болота.

Мертвые шинели не снегу.

 

Музыка В.Толкунова «У старого окопа». 

 

Ведущий 3.

Из воспоминаний Старшинова:

«Большое место в жизни Юлии Друниной занимал ее второй муж кинодрама­тург Алексей Яковлевич Каплер. Относился он к ней трогательно - был ей «мамкой и нянькой и отцом». Ходил по магазинам. Да и почти все другие заботы по быту брал на себя. Но самое основное — была большая любовь и был широкий круг друзей, в кото­рый он ее ввел.

 

Ведущий 4.

Ты - рядом, и все прекрасно:

И дождь, и холодный ветер.

Спасибо тебе, мой ясный,

За то, что ты есть на свете.

 

Спасибо за эти губы,

Спасибо за руки эти.

Спасибо тебе, мой милый,

За то, что ты есть на свете.

 

Мы рядом, а ведь могли бы

Друг друга совсем не встретить.

Единственный мой, спасибо,

За то, что ты есть на свете.

 

Ведущий 5.

В поэзии Юлии Друниной стихи о любви занимают особое место. Они не такие, к каким мы привыкли сегодня. Эти строки являются итогом другой войны, той войны, которая проходила в душе поэтессы, в душе женщины, они - выстраданы.

 

Ведущий 6.

За спором - спор,

За ссорой - снова ссора.

Не сосчитать атак и контратак...

Тогда любовь

Пошла парламентером –

Под нею белый

Заметался флаг.

Полотнище, конечно,

Не защита.

Но шла любовь,

Не опуская глаз.

И, безоружная,

Была добита...

Зато из праха

Гордость поднялась.

 

Ведущий 1.

Двое рядом притихли в ночи,

Друг от друга бессонницу пряча.

Одиночество молча кричит,

Мир дрожит от безмолвного плача.

 

Мир дрожит от невидимых слез,

Ту горькую соль не осушишь.

Слышу SOS, иступленное SOS –

Одинокие мечутся души.

 

 

И чем дольше на свете живем,

 Тем мы к истине ближе жестокой:

Одиночество страшно вдвоем,

Легче попросту быть одинокой...

 

 

Ощущаю дефицит тепла –

Движут человеками расчеты.

Неужели искренность ушла,

Мертвым сном уснули донкихоты?

 

Ощущаю дефицит добра

И одна ли думаю про это?

Ощущаю кожей, как кора,

Недостаток солнечного света.

 

Ощущаю, как страшна молва,

Но зато приветливое слово

Ощущаю, как в жару листва,

Ласку ливня, ливня проливного.

 

Ведущий 2.

Положение в Советском Союзе в восьмидесятые годы было непонятным для Юлии Друниной. Такие нравственные понятия, как честь, достоинство, искренность, прямота стали отходить на второй план. Они стали невостребованными.

 

Ведущий 3.

Может, он погиб на поле чести,

Может, в хате лесника от ран...

Полицай не пропадал без вести,

Пропадал без вести партизан.

Полицаи сроки отсидели

И вернулись на родимый край.

Сыновья «пропавших» поседели –

Рядом с ними только брел укор:

«Ведь «без вести»

Это как - без чести?

Может, хватит им

Душевных ран?

Полицай не пропадал без вести -

Пропадал без вести партизан.

Вышло время формуле жестокой -

Нынче «без вести пропавших» нет.

Пусть они вернуться -

К локтю локоть -

Те, что сорок пропадали лет.

Пусть войною согнутые вдовы

На соседей с гордостью глядят.

Вышло время формуле суровой -

Нет «пропавших без вести» солдат.

Здесь застыли в карауле дети,

Здесь стоим мы, голову склоня,

И глядим, как раздувает ветер

Скорбный пламень вечного огня...    

 

Ведущий 4.

Себе дал команду «Вперед!»

Израненный мальчик в шинели.

Глаза голубые, как лед,

Расширились и потемнели.

Себе дал команду «Вперед!»

На танки пошел с автоматом...

Сейчас он, сейчас упадет, чтоб встать

Неизвестным солдатом.

Хоть гордиться Могу я судьбою,

Хоть погиб

В справедливом бою,

Все не так виноват

Пред тобою

Я за женскую долю твою!

Как я верил,

Что встречу победу,

Как шагал я к тебе

По войне!.. Горько жить

Нашим девушкам бедным

С одиночеством наедине...

Всю жизнь прошла я

Об руку с тобой,

Хоть в юности навек

 Остался ты...

Привычной грустью

 Обернулась боль.

Для раны годы –

Лучшие бинты.

А если б чудо,

Если б ты воскрес,

То вдруг увидел,

Что грозят России,

С оружьем атомным

Наперевес,

За океаном те,

Кого спасли вы.

Да, всей   планете

Гибелью грозят...

Останься в юности

Навек Солдат!

 

Ведущий 5.

Иногда у нее возникало ощущение, что никто вокруг не помнит о войне, о тех, кто с нее не вернулся. И это было в той стране, которая за военное время потеряла миллионы своих сынов. А разве так должно быть?

Ведущий 6.

Нет Поклонной горы,

Ее срыли... Ночами

В котлован,

Где бульдозеры спят,

Собираются мертвые однополчане

Миллионы убитых солдат.

Миллионы на марше,

За ротою рота,

Голоса в шуме ветра слышны:

«Почему, отчего

Так безжалостен кто-то

К ветеранам великой войны?

Дайте, люди,

Погибнем за Родину снова,

Чутко вслушайтесь

В гневную речь.

Почему, отчего

Убивают нас снова –

Беспощаден бездарности меч.

Громче бейте в набат,

Наши дети и внуки –

Знаем

Вы заступились за нас.

Оттолкните от мрамора

Жадные руки! –

Иль ушло благородство в запас?

Собираются мертвые однополчане

В котлован, Где бульдозеры спят.

Нет Поклонной горы,

Но взывают ночами                  

К нам миллионы убитых солдат.  

 

Ведущий 1.

В литературе тоже все было далеко не просто. Здесь шла настоящая война - борьба на выживание. Но почему современному поэту важен гонорар, а не взаимопо­нимание с читателем?

 

Ведущий 2.

Много званых,

Да избранных мало.

Храм Поэзии...

Скольким ты,

Жизнь,

Корежила и ломала,

Тем, кто крепче меня,

Хребты!..

На войне,

Право, было легче.

Яда подлости

Я страшусь.

Чем ничтожнее человечек,

Тем противней его укус. На войне

Все казалось проще.

Если надо - Идешь в огонь.

Лучше пули зловещей росчерк,

Чем подметных посланий вонь.

«На гражданке» Я жестче стала...

Храм Поэзии... Полон он.

Много званых, Да избранных мало.

Колокольный глушит перезвон.

Надо гнать

Торгашей из храма –

Но попробуй-ка изгони!

Нахлебаешься, скажем, срама,

И затопчут тебя они. Только нам

Не к лицу сдаваться, Отступать,

Брать слова назад –

Тем, кто шел на войну

В шестнадцать,

Странно трусом стать

  В шестьдесят...

 

Ведущий 3.

 «По-моему, оставаться в этом ужасном, удушливом с железными локтями, мире такому несовершенному существу, как я, можно только имея крепкий тыл... Оно и лучше - уйти физически не разрушенной, душевно не соста­рившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, не­верующая. Но если Бог есть, он поймет меня... Написаны были эти трагические стро­ки 20 ноября 1991 года. В хмурый зябкий осенний день поэтесса Юлия Друнина ушла из жизни по собственной воле. Почему же? Почему обаятельный, жизнерадостный че­ловек, участник войны, до того не сломленный испытаниями и невзгодами, вдруг по­терял точку опоры и сознательно идет на непоправимый, невозвратный шаг? Может быть, в посмертной книге, названной «Судный час», мы найдем ответ?

 

Ведущий 4.

Покрывается сердце инеем –

Очень холодно в судный час...

А у вас глаза, как у инока.

 Я таких не встречала глаз.

 

Ухожу, нету сил.

Лишь издали (Все же крещенная!)

Помолюсь

За таких вот, как вы -

За избранных

Удержать над обрывом Русь.

 

Но боюсь, что и вы бессильны.

Потому выбираю смерть.

Как летит под откос Россия,

Не могу, не хочу смотреть!

 

Ведущий 5.

Из воспоминаний Николая Старшинова:

«Среди поэтов фронтового поколения она была едва ли не самым неисправи­мым романтиком. А романтика эта не очень-то вписывалась в новую наступавшую жизнь - прагматичную и жестокую. Здесь надо сказать о том, что я считаю главной причиной ее гибели: именно так стала складываться в нашей стране жизнь за это по­следнее время. С размашистой переоценкой всех былых ценностей, с осуждением не только дурного, но и доброго, хорошего, что было за годы советской власти. Неспра­ведливость такого огульного клеветнического отношения к советскому прошлому меня остро беспокоила. А Юлю с ее взрывной эмоциональностью - тем более. Человек она была светлый и глубоко светский.

Чувствовал, как тяжело подавлена она обстановкой, сложившейся в стране. Болезненно переживала начавшийся распад Советского Союза. Словно кровную обиду воспринимала нападки на нашу армию и мирного, и военного времени. Немедленно вступала в яростные споры, защищая ее, даже выдвинула свою кандидатуру в депута­ты Верховного Совета СССР, хотя и ненавидела всякие заседания и совещания. А ко­гда поняла, что ничего реального сделать невозможно, вышла из депутатов со свойст­венной ей решительностью...

Не случайно одно из последних стихотворений она начала так: «Безумно страшно за Россию». Она написала едва ли не 10 писем: дочери, внучке, зятю, подруге, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз писателей. В письмах никого ни в чем не винила. На двери гаража, где она отравилась выхлопными газами, оставила за­писку, обращенную к зятю: «Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте га­раж». Все было учтено, все было благородно.

 

Ведущий 6.

Прозрачных пальцев нервное сплетенье,

Крутой излом бровей, усталость век,

И голос - тихий, как сердцебиенье, -

Такой ты мне запомнилась навек.

Была красивой - не была счастливой,

Бесстрашная - застенчивой была...

Политехнический.

Оваций взрывы.

Студенчества растрепанные гривы.

Поэты на эстраде, у стола.

Ну, Юля, сядь с ведущим рядом,

Не грех покрасоваться на виду!

Но ты с досадой морщишься:

- Не надо!

Я лучше — сзади, во втором ряду. –

Вот так всегда:

Ты не рвалась стать «первой»,

Дешевой славы не искала, нет,

Поскольку каждой жилкой, каждым нервом

Была ты божьей милостью поэт.

БЫЛА! Трагичней не придумать слова,

В нем безнадежность и тоска слились.

Была. Сидела рядышком...

 И снова Я всматриваюсь в темноту кулис.

Быть может, ты всего лишь запоздала

И вот сейчас на цыпочках войдешь,

Чтоб зашептавшись и привстав, из зала

Тебе заулыбалась молодежь...

С самой собой играть бесцельно в прятки,

С детсада я не верю в чудеса:

Да, ты ушла.

Со смерти взятки гладки.

Звучат других поэтов голоса.

Иные голосистей. Правда это.

И только утверждаю я одно:

И самому горластому поэту

Твой голос заглушить не суждено, -

Твой голос - тихий, как сердцебиенье.

В нем чувствуется школа поколенья,

Науку скромности прошедших на войне -

Тех, кто свою «карьеру» начинали

В сырой землянку - не в концертном зале,

И не в огне реклам - в другом огне...

 

Ведущий 1.

Эти строки написала Юлия Друнина о поэтессе Веронике Тушновой, но они как нельзя лучше иллюстрируют жизнь самой Юлии Друниной.      

 

Ведущий 2.

Как седина в кудрях

В листве осенней

Уже мелькает золото —

Не зря.

В стогах,

В разбросанном покуда сене -

Щемящие приметы сентября.

И каркают вороны оголтело

О том, что скоро

Улетят стрижи...

Как незаметно

Лето пролетело!

Как незаметно

Промелькнула жизнь!