Литература родноо края. Творчество П.Беспощадного

Литературно – музыкальная композиция

 «ПАвел  Беспощадный – поэт и человек»

На сцене портрет П. Беспощадного, надпись «Павел Беспощадный – поэт и человек».

Слева в простенке фотографии, рассказывающие о шахтерском труде, плакат

«Живет Донбасс! Сирена шлет сирене

Горняцкой дружбы благовест стальной.

Донбасс никто не ставил на колени

И никому поставить не дано.

                                     П. Беспощадный»

Справа плакат  «О поэт мой и брат мой! С тобой

Из шахтерской мы вышли семьи,

Чтобы петь про гудки и забои,

Про людей, что твои и мои,-

Солнцерубов, что к высям крылатым

Поднимают трудящий класс!

                                                                      В. Сосюра»

На стене фотографии П. Беспощадного, его сборники, книга о нем «Павел Беспощадный – поэт и человек»,  

Плакат     «Так каждый день. Ни на мгновение

                   Я не даю себе покоя…

                   Поэзия – всегда горенье,

                   И я люблю ее такою.

                                        П. Беспощадный»

На сцене уголь, цветы (розы) и шахтерская лампочка. Участники вечера одеты в наряды рабфаковцев, шахтерскую спецовку и торжественные белые блузы, темные юбки. Сидят и стоят вразброс на сцене, в простенках. Учитель – участник вечера наравне с учениками.

         Учитель:  

В начале века этого сурового

В твоих конторских записях, Донбасс,

Вписал конторщик Павла Иванова –

Фамилию, нередкую у вас.

Я с точностью документальной знаю –

Не по архивам личного стола, -

Когда к нему фамилия вторая,

Откудова и для чего пришла.

Среди имен обычных, заурядных             Фамилия безжалостная эта

Как отзвук нескончаемых атак                 Уместнее была наверняка

Но выбрал имя – Павел Беспощадный,    Не на стихах лирических поэта,

И до сих пор подписывался так.               А на стальных бортах броневика.

Уж  хорошо ли это или плохо –

Она собой определяла стих.

В твоем распоряжении эпоха,

Когда фамилий не было других.

Выходят участники вечера.

         Нет у шахтеров Донбасса поэта более любимого, чем Павел Беспощадный. Нет у поэта, воспевшего Донбасс, земли милей и любимей, чем донецкий кряж и далеко видные терриконы.

         Глубокие сокровищницы донецкой земли, орошенные слезами и кровью тысяч безымянных углерубов. Это они подняли его, безграмотного рабочего парня, к звездам поэзии, чтобы он всеми красками своего большого таланта рассказал о шахтерах временным людям.

         Нет труда тяжелее шахтерского. Его мог опоэтизировать только человек, знающий настоящую цену черному камню. Только этот человек мог назвать Донбасс с гениальной мудростью и точностью – каменной книгой. Сорок лет перелистовал он страницы этой книги. Разными они были – печальными и радостными, мрачными и светлыми.… Первые свои стихи поэт написал под землей мелом на боку шахтной вагонетки, груженной углем. Не потому ли в его песнях есть крепость и певучесть

          Сегодня раздвигаю шторы

         В квартирах шахтного окна.

         И вторят мне друзья-шахтеры,

         И вторит шахты глубина.

                  Поют и обушки, и санки.

                  Поют подшипники шкива.

Звенят победой спозаранку

Труда горящие слова.

Что все о подземелье туннели

Зажгут один артельный свет,

Чтобы одним слова звенели,

Твои слова, Донбасс-поэт!

Летите к черту, лиры, арфы

Гуди про новое, канат!

Вон на плитах запела Марфа

(У нас откатчицей она).

О своды, каменные залы,

Я вашей песнею зажжен,

Пою я угольную залежь,

Веселый гул, железный звон.

Ему первому из всех поэтов страны было присвоено высокое почетное звание – почетный шахтер. За выдающиеся заслуги в развитии художественной литературы. Родина наградила его орденом Ленина и орденом Трудового красного знамени. Он первый лауреат премии имени Артема, учрежденной донецким комсомолом. Он автор 32 книг: «Каменная книга»; «Наследство»; «Год в Кочегарке»; «Родное»; «Заметная звезда»; «Шахтерские песни»; «Степь донецкая»; «Горный пламень»; «Над шахтой летят журавли» ; Всегда с Донбассом»; «Избранное»; «Каменная лига» и мн. других.

Его трудовая жизнь началась с 12 лет: работал выборщиком породы, вагонщиком, лампоносом, плитовым, подрывником породы, саночником, коногоном, словом, прошел все профессии «шахтерского университета».

Многие, очень многие звали его просто и ласково – Паша. Ив этом ничего не было от панибратства и фамильярности. Это было выражением любви и нежности к застенчивому и необыкновенно чуткому человеку – Павлу Григорьевичу Беспощадному.

Благодушный или поделом упрекающий, он для всех оставался одинаково близким, отзывчивым товарищем, одним словом – Пашей, тем, кто так искренне писал незнакомому земляку-донбассовцу:

А на беса ведь нам знакомство?

Раз ты рубишь  пласт обушком?

Мы родные с тобой по рудкому,

Ты со мной по труду Знаком.

Владимир Сосюра, частый гость в доме Беспощадного, писал:

Здесь у Паши, в квартире рабочей

Я пою про сияющий труд.

О поэт мой и брат мой! С тобою

Из шахтерской мы вышли семьи.

Чтобы петь про гудки и забои,

Про людей, что твои и мои, -

Солцерубов, что к высям крылатым

Поднимают трудящийся класс!

Ведь когда бы их не было, брат мой,

То с тобою бы не было нас!

                   Звучит песня «Спят курганы темные»  (Н.Богословский, Б.Ласкин)

Внук крепостного, сын крестьянина бедняка Павел Иванов родился в селе Сеславе на Смоленщине. Разорение и голод заставили отца Пашки искать возможность прокормить семью. Вначале он уехал в Донбасс один, а затем забрал и семью в край «черного золота». Забойщик Григорий Иванович встретил малолетнего сына, жену и своих земляков на угрюмом донецком полустанке, черном от гари и пыли. Обнял своего любимца шахтер, и плечи мальчишки дрогнули. Григорий сурово сдвинул брови и, глядя на расстреляно сбившихся в кучу односельчан, сказал: «Пошли, что ли…»

Торопливо крестясь и поправляя котомки, смоляне несмело двинулись за своим провожатым. Григорий, давно пришедший в Донбасс за лучшей жизнью, в своем селе почитался за добытчика, старого шахтерского волка. Но, увидев его босые ноги, седину, изорванную в клочья рубаху, земляки все поняли…

Горняцкие поселки, часто состоящие из землянок и  полуподвалов, носившие выразительные названия

Жизнь была только в корке хлеба,

Грыз я черствую, трудно рос

Батька клял и пласты, и небо,

И с тоски меня бил до слез

Вечно бедность и недостатки,

Бесконечный, тяжелый вздох,

И ругала с тоскою матка:

«Лучше б ты, не родившись, издох».

Ну, а если увидят книжку –

Пропадай и скрывайся из глаз.

Даже грамоте, видно, мальчишку,

Научил ты, старик-Донбасс!

           Об учении тогда не могло быть и речи…

Дымные, приплюснутые стекла

(Горняков звериное жилье!)…

Здесь отволновалось и поблекло

Детство непутевое мое…

Сколько их ровесников, ютилось.

По землянкам – логовам медвежьим.

«Здесь читать мы по складам учились,

Здесь ковали яркие надежды:

У отца в получку… уворуем

Гривенник на любимую книжку –

И в землянку грязную, сырую

Зарывались с головой мальчишки.

Вскоре отца завалило в шахте обрушившейся породой. Не дождался Григорий Иванов лучшей жизни. А Паше в 12 лет пришлось идти работать. С большим трудом устроился мальчишка заливщиком кокса на Алчевский железоделательный завод. А потом в ржавой бадье паренька опустили в шахту. Впрягается Паша в санки и с утра до вечера выволакивает из шахты породу на-гора, чтобы хоть чем-то помочь убогой семье. Было это на селезневском руднике.

Есть такой городок шахтерский,

Мне вовек его не забыть –

Там и слезы я прятал в горстку,

Там учился работать и жить.

По 12 часов в сутки гнул шахтарчук спину на хозяина.

Там впервые «скачали» в клети,

В преисподнюю пасть ствола.

(Там в буржуйском «Донбассе», дети,

Нас нужда в кабалу вела).

Лампы, словно немые гири,

Гнули долу твою судьбу,

Открывая в подземном мире

Трудный путь малышу-рабу.

Нам бы только учиться в школе

Под крылом матерей, отцов,

А судьбами по шахтерскому полю

Разбросала горняцких птенцов.

На двенадцать часов претяжких

Разносить по забоям свет

И делить свои горе-упряжки;

На двенадцать ребячьих лет…

Сколько лет я дружил с нищетою,

Словно каторжник в шахтерском бреду,

Отгорела, как лампа в забое,

Моя молодость, точно в чаду.

Отработал. Не выпрямишь спину…

Но в землянку пора, на гора,

Там жена проклинает судьбину,

Там без хлеба сидит детвора.

И огрызок проугленный хлеба

Из забоя несешь малышам…

Глянешь в небо: хорошее небо,

А от жизни бушует душа.

Видно, горе в вине не утопишь,

Сердцу жарко – что уголь горит.

В сердце ярость и слышен ропот:

С богачами пора говорить:

Мы свели с вами счеты-расчеты,

За лишения, матку-нужду

Их крошили ружьем, пулеметом

В восемнадцатом славном году…

Ветер октября долетел и до Селезневского рудника. И власть, и судьбу шахтеры взяли в свои руки. В 1918 г. Павлуша Иванов ушел добровольцем в красную Армию и на фронтах гражданской войны сражался за власть Советов. А когда возвратился домой, Селезневка уже называлась шахтой имени Парижской коммуны.

В том краю я летал коногоном,

Там мои побратимы-друзья,

И на ржавом железном вагоне

Напечатана песня моя…

Там я пробовал робкие струны.

Подпевали погодки-друзья…

Парткоммуна моя, Парткоммуна –

Недопетая песня моя…

Павел жадно тянется к знаниям, много читает, выступает в стенных газетах с заметками и сатирическими стихами. Был он парнем острым на слово, его любили горняки. Он так и сыпал солеными шутками, пел под гармошку частушки, которые сочинял прямо на ходу.

Звучат частушки.

Эх, разойдись народ,

Разойдись душа,

До чего же ты, жизнь

Стала хороша!

Мимо сада, мимо поля

В беспредельной синеве

Гордым соколом на воле

Пролетает человек…

Шла шахтерка на работу,

В небесах веселый гром…

Это милый в самолете

Смело кружит над копром.

Значит, глянет на подружку,

Значит, ручкою махнет…

Милка звонкую частушку

Прямо шлет на самолет:

Ты лети, крылатый сокол,

Береги родимый край,

О подруге черноокой,

Никогда не забывай.

Небо чисто и лучисто,

Хорошо в Донбассе жить:

И работать, и учиться,

И смеяться, и любить.

Запевала девушка

Песню у копра:

- Ох, ты жизнь шахтерская,

Ясная пора:

Эстакады звонкие

В синеве плывут…

Трудятся друзья мои,

Весело живут.

Ты лети, мечта моя,

Ласточкой лети!

Ты цвети, страна моя,

Ой, ты степь донбасская –

Россыпи огней…

Хорошо ходить по ней

И летать над ней.

Талант горняка заметили. Первое стихотворение «Русским шахтерам» было опубликовано в мае 1924 г. в газете «Всероссийская кочегарка» за  подписью Павел Беспощадный. О своем псевдониме он скажет позже:

Был я в шахте гадкой

Гибель на краю!..

Буду ж беспощадным

В жизненном бою.

Звучит песня «Гимн шахтеров» В. Высоцкого

Бывший тормозной горловской шахты «Кочегарка», известный советский писатель Юрий Черный-Диденко рассказывал:  «Мне вспоминаются те годы, Артемовск, первые слеты молодых писателей – посланцев шахт и заводов. Уже тогда Боря Горбатов, один из неутомимых организаторов «Забоя» - так назывался Союз пролетарских писателей Донбасса,- поэзии. Сказано это было точно. Одно за другим появлялись в печати стихотворения Павла Беспощадного, и почти все они по значительности и весомости своей мысли были как бы программными, становились свого рода творческим манифестом поэта, когда стремился говорить о самом сокровенном и насущном в жизни народа – строителя.

В начале 1930 года в книжных магазинах г. Артемовска появлялся маленький, всего 62 странички – сборник стихов Беспощадного «Каменная книга». Тираж 4 тысячи, но книга расходиться в течение одного месяца – это ли не самая высокая награда для начинающего автора!

Родной Донбасс представляется поэту многотонной каменной книгой, в которой нашла свое художественное отражение жизнь шахтеров – «солцерубов», «светоносов», их боли и радости, мечты и тревоги, надежды и любовь.

              Звучит песня «Мы – шахтеры» (П. Аедоницкий – И. Шаферан).

Поэт рисует шахтеров гордыми, мужественными и красивыми, такими, какими, какими их еще не изображали в литературе. До начала войны появлялись и другие его книжки: «Год в кочегарке», «Наследство», «Стихи», «Родина», но именно «Каменной книгой» Павел Беспощадный вошел в советскую поэзию как первооткрыватель Донбасса.

И недаром, когда речь заходила о донецкой шахтерской стороне, сейчас же вспоминают о Беспощадном подобно тому, как, называя розу, тотчас же называют ее соловья.  «Беспощадный открыл Донетчину», - так говорил Николай Ушаков.

В 1934 году большим событием в жизни поэта было вручение ему билета члена Союза писателей, подписанного Максимом Горьким. Кроме того, литературный Д-с делегировал поэта на Первый съезд Союза писателей СССР.

Снова вспоминают Юрий Черный-Диденко:

 «Паша приходил в Колонный зал  Дома Союзов чуть ли не за час до заседания. Потом, когда звонок председательствующего позовет делегатов на их места, сядет, занемеет, не пропустит ни одного слова, а пока так дорого, так волнующе его дружеское, живое общение с теми, чья мысль, чьи руки создают советскую литературу».

Звучит песня «Священная война»

Памятное 22 июня, после которого для каждого начался новый отчет времени. И стало донецких приветливых огней. Заметна Горловка. На мостах, у шахтных и заводских ворот выросли фигуры с винтовками в руках.

Эх, и ему бы в строгой.   Но у Беспощадного

Истрепаны легких меха!

Обтоптаны ноженьки-шины.  

Павел Беспощадный болен. Тяжелая болезнь надолго приковавшая его к постели, началась задолго до войны, а в первые ее дни она отправляет его, уже с инвалидской группой в эвакуацию, в Таджикистан. Он не мог занять место в строю фронтовиков, но с первых же ее часов считал себя солдатом. Его голос звучит со страниц газет вместе с голосами лучших советских писателей. «Святое слово – месть», «Украина», «Черноморцы», «Брату», «Горняку-гвардейцу» и др. стихи военных лет – это искренние послания бойца-ветерана своим сынам на полях

Запомни, грозный террикон,

Лицо врага. На век запомни,

Кто мучит семьи горняков,

Кто истязал родные домны.

Запомни, грозный террикон,

Как враг привел под снежный купол

Казнить столетних стариков,

Пытать железный Мариуполь.

Запомни девять тысяч мук,

Сердец пробитых 9 тысяч

И 18 тысяч рук,

Так сохраним мы на века

Бессмертный памятным героям:

Старик с лопатою в руках

Шагнув в перед, готовый к бою,

И мать с поднятою киркой

(В руке рука малютки сына) –

Готовая на смертный бой

За свой Донбасс, за Украину.

И как лозунг звучат его слова:

Донбасс никто не ставил на колени

И не кому поставить не дано!

           Звучит инструментальная музыка, далее на ее фоне

Ах, как хочется вернуться домой! Уже в первый день в Таджикистане поэт написал:

Я проснулся на рассвете,

Посмотрел в окно.

Неужели шахту встретить

Мне не суждено?

Домой, к донецким степям и гордым терриконам рвется сердце. И об это Павел пишет в цикле стихотворений под общем названием «Синяя птица»:

Мне Донбасс здесь вечно сниться,

Я в бреду его зову.

Понесись хоть синей птицей

Над кибиткой, где живу.

Что ей стоит, птице синей

Обратиться в синий дым

И пахнуть родной святыней

Над убежищем моим?

               Музыка затихает

Освобождение Донбасса от оккупации вносит  в творчество поэта новые жизненные струи.

Возвращусь к отцу-террикону,

Поклонюсь земле родной;

Я нарву чабрецу, и доннику,

И зубровки, травы хмельной.

В конце 1943 года Павел возвращается из средней Азии в родные края, в начале поселившись в Краснодоне, затем в Луганске и, наконец, путь в Горловку, где оседает до конца дней своих.

Звучит песня «Давно не бывал я в Донбасс» (Н. Богословский, Н. Доризо)

Я в Горловке. И все мне здесь знакомо…

Иду на зов приятелей друзей:

Где б ни был я, а в Горловке я дома,

И сердце вечно с Горловкой моей.

В послевоенном творчестве Беспощадный  говорит о многом. От внимательного взгляда поэта не спрятались ни самые маленькие детали в общей картине восстановления Всесоюзной кочегарки, не образы женщин шахтерских профессий, которые зачастую сами, без мужчин, отстраивали шахты, ни глобальная в то время борьба за мир.

Труд советских шахтеров, говорил поэт, их подписи на документах, направленных против новых войн, необходимы для того,

Чтобы весь Уолл-стрит, обреченный на тление,

Дрожал перед горняцким огнем вдохновения.

И никогда не прерывающаяся связь с коллегами по перу, обращения к ним с уважением и любовью.

Эдуарду Багрицкому

Мы вместе встречали рассвет…

Он трогал мою строку,

Он знал ее запах и вкус,

Шлифуя рисунок и цвет.

Он видел движение слов,

Как будто он жил у копров,

И знает мои рудники.

Газета… И некролог…

И, значит он умер, поэт…

Но снова растет и живет

Дыхание строчек его.

Владимиру Маяковскому

Он пел высотам первые хвалы:

Я с песней к солнцу подойду,

Я солнцу так скажу:

Подай, светило, пыль – руду,

Я домны возвожу!

Стиху такому жить и жить –

Литой, чеканный стих

Возводит зданий этажи,

Добротно строит их!

Он – что уголь,

Хранящий и свет, и огонь,

Он – как друга

Простертая на век ладонь!

Идет землей большой и яснозорый.

Всегда в сегодня и всегда в вчера,

Любимец сталеваров и шахтеров,

Мечта бойца и гордость моряка.

Борису Горбатову

В нем таилось слово звонкое –

Дар донецких горняков…

Он хранил натурой тонкою

Драгоценность земляков.

Как приветно почки клейкие

К, солнцу тянутся весной, -

Так он жил родной ячейкою,

Жил отчизною родной!

В сапогах и куртке кожаной,

Из-под кепки вьется чуб…

Быстроглазый и восторженный –

Жив шахтерский трудолюб!

Звучит песня «Донбасский вальс» (А. Холминов, Н. Кобзев)

Перелистывая страницы книги  Павла Беспощадного, современный читатель видит перед собой живую историю Донбасса: изнурительную работу в старых забоях; легендарные походы донецких красногвардейцев в гражданскую, трудовой подвиг первых пятилеток, овеянные славой, грозные годы Великой Отечественной, восстановлением разрушенного, стремления в новую жизнь… 

Имена Макара Мазая, Паши Ангелиной, Никиты Зотова и других земляков, которые составили Гордость Донбасса, часто встречаются в его стихах и поэмах.

Кажется, нет такого события, о котором не говорил шахтерский поэт, вот почему проходчик шахты № 19-20, депутат Верховного Совета УССР Александр Кобыльников в статье «В одном забое», опубликованной в газете «Правда» 2 июня 1963 года писал: «Есть у нас писатель, все творчество которого неразрывно связано с Донбассом, с жизнью и трудом горняков. Это шахтер, старейший донецкий поэт Павел Григорьевич Беспощадный. Его неспроста называют Отцом шахтерской поэзии».

Поэт сумел найти самые высокие и в то же время за душевные слова, чтобы отдать должное человеку, освещающему и согревающему всю землю. Когда он пишет о шахтерах, в его стихотворениях появляются особые величавость и приподнятость:

И творит горняк иные сказы

Под землей и у  подножий гор

Человек, рубающий алмазы,

Просто называется – шахтер

Шахтеры в его  произведениях не просто  труженики, а «солнцерубы» и «светоносы»:

Когда идет шахтер навстречу –

Благоговей!

Он света нового предтеча,

Он – Прометей!

Звучит песня «Шахтерский характер»    ( Я.Френкель – М.Матусовский)

Критики справедливо отмечают, что именно с Павла Беспощадного началась песня  восславления гордого племени: до него в литературе труд шахтеров изображался преимущественно каторжным, а углекопы – забитыми, невежественными и обреченными. В послевоенные годы выходят многие сборники произведений поэта: «Шахтерские песни», «Гордый пламень», «Донецкие просторы», «Избранное».

Звени, сердечная строка,                 Земли донецкой славный сын.

О знатной жизни горняка!               Каскетка с лампочкой на нем,

Заря дневная в штрек вошла           Открытый взор, глядит орлом,

Здесь богатырские дела                   Спокойный голос, твердый шаг,-

Творит советский исполин,             Идет создатель новых шахт!

Звучит песня «Шахтерская столица» (С.Мамонов – В.Шутов)

Огромная популярность у земляков. Не раз – депутат Ворошиловского городского, Донецкого областного и Горловского городского советов народных депутатов. Выборщик породы, ставший видным советским поэтом, произведения которого переведены на французский, немецкий, греческий, чешский, польский, азербайджанский, таджикский и другие языки, жил одной жизнью со своими героями, едиными думами и чувствами. В то время его часто можно встретить в общежитиях, на стройках. Он выходит с горловчанами на воскресники: прокладывает трамвайную линию на отдаленные рудники, строит стадион, садит серебристые тополя вдоль улиц – они и сейчас украшают Горловку.

Его жизнь – это судьба всего Донбасса, всей шахтерской братии. Он ведь тоже стал литературным героем: мало кто знает, что в «Повести о суровом друге» Леонида  Жарикова и романе Бориса Горбатова «Донбасс» есть эпизоды из жизни Павла Григорьевича.

Донбассовцы. Я не из сказки вышел,

Не из поверий древних и легенд.

Работал я в хозяйской шахте-нише,

Сегодняшний поэт-интеллигент.

Страна меня растила, поднимала,

Учила петь и двигала вперед.

Страна меня, как сына, окрыляла,

Как сокола, готовила в полет.

Тяжелая неизлечимая болезнь лимфолейкоз, 7 операций подрезали крылья соколу. Молодость, проведенная под землей. Дает о себе знать.

Мыкола Успеник вспоминает:  «Пораженный необоримым недугом, наш друг находился на лечении в киевском институте имени Страженко.  Мы часто навещали его, часами просиживали с ним в тенистом скверике. А когда врачи запретили ему выходить из здания, направлялись прямо к нему в палату, чтобы подбодрить его и вселить веру в скорое выздоровление».

Виктор Шутов с горечью говорил: «За год до кончины Павел Григорьевич находился на лечении в одной из клиник Киева. Май вовсю бушевал на столичных улицах. Над городом стоял аромат цветущих каштанов и сирени. А поэт в это время был прикован тяжким недугом».

25 мая 1968 года поэта не стало.

             Звучит инструментальная музыка далее на ее фоне

Его провожала вся Горловка, не раз воспетая им. Тысячи сограждан поэта прощались с ним во Дворце Культуры шахты «Кочегарка», на утопающих в майской зелени улицах и на его вечном пристанище.

А через некоторое время в Москве под пером Леонида Жарикова возникнут незабываемые щемящие строки. «Здравствуйте, друг мой верный. Нет сил верить, что тебя уже нет. Не могу в это поверить и не хочу, поэтому - здравствуй.

Вот и опять на дворе осень. Уже клены и липы пожелтели, и лишь стоят среди них зеленые тополя – осень только началась. Скоро и у тебя в садике запылают красными кострами деревья. И наш круглый столик дружбы во дворе под раскидистой яблоней сплошь покроют осенние листья.

А в Донецке писателю вторит Анатолий Кравченко:

Белым цветом в ночи закипая,

Чуть касаясь листвою земли,

Нежно в окна поэта роняет

Она белые строки свои.

Он опять их найдет на рассвете –

Он певучими сделает их.

Чтобы щедрым обещанным летом,

Точно плод зазвенел его стих…

… Пусто и сиротливо сейчас в твоем садике. И в доме пусто. Почему так тихо вокруг? Почему гудок с шахты доносится так отдаленно и грустно, будто зовет кого-то, не дозовется.

Как быстро бежит время. Не успеешь оглянуться – и осень пройдет, зима отбушует вьюгами, и нова настанет теплый апрель. В парке зацветут подснежники, медуница, а потом и нежная царица юга – белая акция. Я приеду в родную Горловку на знакомую тихую улицу в одноэтажный каменный дом за невысоким забором. Но уже не выйдет мне на встречу усатый хозяин в стоптанных шлепанцах и полосатой пижаме. Не выйдет и не скажет, как бывало: «Ну, что ты так долго не ехал? Ну тебя к грекам». И мы начинаем играть в подкидного. Мне понятно, что затеял ты игру, чтоб срыть радость встречи. Скоро мы уже не следим за картами: идет оживленный разговор о новостях...

Время все уносит, и остаются одни воспоминания, точно минувшая жизнь была сказкой. И только думы о тебе и песни – теплые, как ладони друга…

Из Киева долетают строчки Сергея Воскрекасенко:

Как друга – побратима своего

Любил я и люблю его

За нелукавую, большую доброту,

За поэтическую душу,

Святую совесть

         И чарующую скромность,

         Людскую простату,     

         За справедливость,

         Нежность,

         Незлобивость…

Что и говорить завидной была твоя судьба. Сначала добывать уголь и согревать и людей. Потом дарить песни, и они тоже согревали душу людскую.

Здравствуй, Павел!

Месяц канул,

Как я был у вас,

Пробуждения каштанов

Наступает час.

Реки вскрылись и с чужбины

         По ночам опять

         На озера Украины

         Гуси полетят

         И в такую пору, знаешь,

         Сколько свежих сил!

Писал в 1940 году Семен Гордеев в редакции газеты «Кочегарка»:

- Как же дорого, мой старый друг, стоило тебе каждое слово, как долго ты искал эти слова. Зато как награда тебе твоя книга – настольная книга каждого шахтера. Уголь, когда-то добытый тобой давно сгорел, а «Каменная книга» осталась. Только чем же она каменная, если каждая строка звенит и поет, как струна, если каждое слово мерцает, точно живой огонь.

Ничего себе – все людям! Вот что было твоим счастьем

Пусть поэта не годы меняют –

Миллионов сердец любовь:

От отцов переходит к детям

Жар и правда поэтовых слов…

  Писал о мастере его ученик Виктор Шутов; «Где бы ты ни был, с кем бы о чем не говорил, одно тревожило и наполняло тебя – думы о шахтерах, удивление перед их ежедневным подвигом, гордость за свое братство с ними. Для меня Донбасс и друг Павел Беспощадный две радости, два сердца. Только одно из них уже перестало биться…»

            Музыка затихает…

Когда покоя сердце просит,

Все мелкое уходит прочь…

Хотелось мне в суровой прозе

Его биографам помочь.

Какой-то жизненной деталью,

Каким-то памятным числом,

Но вдруг слова затрепетали,

И стих невольно бьет крылом.

Цветенье вновь на всей планете

Дождей весенних благодать,

И только нет его на свете,

Знакомой речи не слыхать.

Печаль, души не затуманишь!

Я вспоминать о друге рад.

Вперед как следует, не глянешь,

Пред тем, не посмотрев назад.

Эх, Паша, Паша, песня рвется.

Из сердца, что для дружбы бьется

Для прозы листа не найти,

Ты за стихи меня прости.

Я не сторонник мемуаров –

Где слово тайны будуаров,

Листаешь чьи-нибудь стихи.

Я правды жизни не нарушу,

Когда о друге речь веду,

Хочу я рассказать про душу,

Что мне напомнила звезду.

Не каждый может быть Икаром,

Кому-то лишь бы громкий чин.

Он слово «друг» любил недаром

И друга каждого учил

Готовым быть к любому бою

Во имя Правды и Добра

И, как забойщик, из забоя

Слал солнцу сердце на года

С таким,- мы знали, - сваришь кашу

И знойный полдень, ив мороз.

За это и любили Пашу,

Родного, щедрого до слез.

Павел Беспощадный выбрал себе в молодости жестокий непримиримый псевдоним, не очень соответствующий его застенчивому и даже нежному характеру. Он мог заплакать, встретившись с другом после долгой  разлуки, и никогда не стыдился этих слез. Он мог говорить по душам допоздна, а то и ночи напролет.

И еще одно – острое, как сердечная боль, - воспоминания Виктора Литвинова. «Это было за час до его кончины. Стопка подушек, прислоненных к спинке больничной койки, служила ему последней опорой. И, что особенно врезалось в память, - большие рабочие руки, неподвижно лежащие вдоль тела.

Я не удержался, чтобы не сказать, мол, еще все обойдется, еще поработаем.

- Не надо, - с трудом переводя дыхание, пророкотал он. – Видно отработали… В конце пути человек должен иметь право сказать… что ему не стыдно за свои руки…

Ничего себе – все людям! Вот что было твоим счастьем. 

Звучит песня «Старый шахтер» (В. Гамалия – М. Владимов)

Да, ему не стыдно за свои руки. Он сделал очень много. Остались книги настоящей поэзии, искренней и прекрасной, как песня рабочей души

Остались посаженные им деревья: тополя, клены, яблони. Остались сын Виктор и дочь Вера, которых отсутствие отца до сих пор обжигает стужей:

  Закружилась пластинка, и басом,

  Будто смерти в помине уж нет,

  Вновь общается папа с Донбассом –

  Шлет далекому другу привет

Глухо голос звучит, незнакомо, -

Искаженный, а все же родной…

И опять он со мною, как дома,

Слишком строгий,  немножко смешной.

Осталась память его друзей, запечатленная в прозе и стихах:

Алексей Сурков. Лирика шахтерского сердца.

Владимир Соссюра  «Третья рота»

Николай Ушаков «Первопроходчик»

Иван Ле «Он коногонил песнь шахтерскую»

Юрий Черный – Леденко «Хранимое сердце»

Георгий Марягин «Листья памяти»

Семен Гордеев «Письмо в Горловку»

Игорь Муратов «Слово о Паше, о верной дружбе нашей»

Алексей Ионов «Песнотворец»

Федор Кожухов «Мой сосед»

Микола Аврамчик «Встреча бывалых коногонов»

Александр Степаненко «Любимый поэт»

Василий Карпов «Здравствуй, Паша!»

            Звучит песня «Мой город»

Синеют в степной дали величавые терриконы шахт – это памятники твоим песням.

Поют призывные гудки – это приветствует тебя родной Донбасс. Заря закатная занимается над степью, пылает розово-синим огнем – это летит над землей синяя птица твоей мечты. Ты ждал ее, звал и был счастлив – мечта сбывалась.

              Звучит песня «Шахтерская земля» (Е.Птичкин – М.Пляцковский)

Две радости, два сердца – Донбасс и Беспощадный. Одно уже не бьется 32 года. А другое еле трепещет в жару экономических кризисов. Тяжела сейчас жизнь шахтеров. Низко оценен их труд, не выплачивают зарплату, шахты закрывают.

Что бы написал ты сегодня, Паша? Что пожелал бы ты своим братьям по горняцкому камню?

Пока в груди шахтерской сердце живо

И в сердце кровь сыновняя тепла,

Хочу, чтоб песня с врубовкой дружила,

Варила стали и стволы вела,

Клепала плети и вздымала зданья,

И на лесах большого созиданья

Примером высшей доблести была.

Живет Донбасс! Сирена шлет Сирена,

Горняцкой дружбы благовест стальной:

Донбасс никто не ставил на колени

И никому поставить не дано!

Учитель    Среди копров, родных до боли,

                   И зычных заводских басов

                   Он был, как жаворонок в поле,

                   Но знал, почем и хлеб, и соль

                   Вот над копрами в поднебесье

                   Звезда лучится, высока

                   И люди знают: это – песня

                   Борца.  Поэта.  Горняка

Звучит песня «Город песни моей»  (С.Мамонов – В.Шутов)